«И чекушка для генсека…»

По «наколке» Кобзона

Об этом человеке я впервые услышал в 1982 году от Иосифа Кобзона, который вернулся тогда из очередной поездки по фронтам Афганистана и записывал у нас на киностудии песни к трехсерийному телевизионному фильму «Взять живым». Смену записи мы закончили поздно, на скорую руку перехватили бутерброды с колбасой и сыром в маленькой комнатке киногруппы на четвертом этаже, и Кобзон заторопился: планы-то у него расписаны были буквально поминутно… Уже прощаясь, почти на пороге киностудии, он спохватился:
– Господи, да я же в Одессе… Чуть не забыл позвонить… Как там Лев Николаич?..
– Лев Николаич? Неужели Толстой? – пошутил администратор нашей киногруппы Борис Кильметов.
– Нет, ребята. Не Толстой. Но, поверьте, такой человек!..
О том, что Кобзона удивить трудно, мы знали. Но тут, когда известный певец сказал «ТАКОЙ человек», у него просто-таки загорелись глаза, в которых буквально светилось восхищение.
Иосиф Давыдович поглядел на часы – было заполночь. Звонить он уже не рискнул. Оставил номер телефона – и словно напутствовал: будет, мол, возможность – обязательно познакомьтесь. Не пожалеете. И от меня привет передайте. Тоже обязательно, и даже в первую очередь.
Машина Иосифа Давыдовича с Французского бульвара помчалась в сторону Киевского шоссе.
У меня в кармане на листке отрывного календаря рядом с номером телефона значилось: генерал Горелов. Это и был Лев Николаевич.

Время – кабульское

Конечно, Восток – дело тонкое. И кому же, как не руководителю группы советских военных советников в Афганистане генерал-лейтенанту Льву Горелову, лучше кого угодно иного было знать не только обстановку в этой стране, но и – по личному общению, как-никак! – все, что на уме у президента Хафизуллы Амина. Тем более что с Амином у Льва Николаевича были свои отношения – честные, человеческие. И друг другу они не врали.
Собственно, честности его научили и родители, и Великая Отечественная война, и дальнейшие события, о которых будем вести речь впереди. А потому Лев Николаевич уже совсем не по-военному сухо, а искренне горячо и убежденно доказывал на заседании политбюро ЦК КПСС лично Генсеку Брежневу и главному чекисту страны Андропову, что начинать интервенцию в Афганистане – смерти подобно для Кремля:
– Ввод наших войск безоговорочно приведет к осложнению военно-политической обстановки в регионе, а к тому же наверняка усилит военную помощь Пакистану со стороны Соединенных Штатов Америки. В то же время афганская армия сможет собственными силами выполнить поставленные перед нею задачи – как на границе, так и внутри страны.
Но, увы, Брежнев и Андропов амбициозно и привычно посчитали, что их высокие партийные и государственные посты позволяют им разбираться во всем на свете на порядок лучше профессионалов – как в футболе, здравоохранении, сельском хозяйстве, так и в военном деле…
– Видимо, мои оценки не понравились. Я был отозван в Москву. Впали в немилость и другие военачальники, которые не разделяли мнения руководства – особенно по поводу возможного ввода нашего контингента: начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Огарков, командующий сухопутными войсками СССР генерал армии Павловский…
И в итоге… сработал вложенный в уши Брежневу дьявольский, изначально авантюрный план «ястребов» Лубянки: откровенно «прокремлевского» президента Амина объявить платным агентом ЦРУ, чтобы уже на этом заведомо и грубо сфабрикованном и фальсифицированном основании тут же заменить его привезенным из Чехословакии «еще более прокремлевским» Бабраком Кармалем. После этого группе офицеров КГБ поручили физическую ликвидацию афганского лидера Хафизуллы Амина, а заодно и… своих же соотечественников, внедренных в его ближайшее окружение другими советскими спецслужбами.
Нашла коса на камень. Схлестнулись «сопредельные ведомства» одной и той же страны – СССР. И одни преданные своей стране граждане Советского Союза, повинуясь преступным приказам начальства, уничтожили других преданных своей стране граждан Советского Союза.
Сегодня, конечно, этим никого уже не удивишь. На переделе сфер влияния и баснословных денег между большими начальниками и просто начальничками всяческих «контор глубокого бурения», как издавна звали олицетворявшую спецслужбы Лубянку, построены сюжеты многих фильмов – и честных, и не совсем. Да только вот ведь беда: передел этот был кровавым! Гибли тысячи и десятки тысяч людей.
Противостоять «чертовой мельнице» КГБ генерал Горелов посчитал своим долгом. И что только мог – делал для этого.
Тогда, на излете брежневского застоя, говорить обо всем этом вслух было немыслимо. Зато за границей мгновенно становились бестселлерами выпущенный в США двухтомный документальный роман о генерале Горелове и там же снятый о нем, Горелове, полнометражный хроникальный фильм. Головоломные (профессиональному киносценаристу таких не придумать!) были у него на счету операции. Могло бы показаться, что и легендарному голливудскому супергерою Джеймсу Бонду не под силу то, что удавалось в реальности этому невысокому коренастому человеку. Впрочем, сегодня любой желающий зайдет в Интернет и без труда обнаружит детальные, порою даже «раскрашенно-приукрашенные» истории, связанные с легендарным ныне именем генерала Льва Горелова. Но вот – и напрочь неожиданное. Судите сами.

Та горячая Прага

В 1993 году – искреннее спасибо Кобзону за оставленный в 1982-м одесский номер телефона! – мне посчастливилось провести сорокаминутное интервью с генералом Львом Гореловым в прямом телеэфире единственного в ту пору негосударственного и, ясное дело, сверхпопулярного нашего Седьмого канала. И оказалось, что еще задолго до афганской одиссеи судьба преподнесла Льву Николаевичу не менее удивительные и, право же, крутые – в прямом смысле слова – дни. Удивительного обаяния, редкостной интеллигентности и блестящего остроумия человек, он рассказывал о разных войнах, которые выпало ему пройти: и о Великой Отечественной – он воевал с первого и до последнего ее дня, и об афганской – развязанной вопреки его убеждениям, и о том, какую роль отвела ему судьба в памятных чехословацких событиях 1968-го. Так что именно об этом – неизвестном и удивительном – подробнее.
Вспоминает Лев Николаевич:
– В мае 68-го получаю шифровку – прибыть срочно в Москву. С Главкомом воздушно-десантных войск едем к министру обороны.
Командующий докладывает:
– Товарищ министр обороны...
Министр-то был Маршалом Советского Союза, но не любил уставного обращения к себе по воинскому званию, а потому в прямом общении его называли именно министром.
– Здравствуйте, товарищи! Генерал, обстановку знаешь в Чехословакии? – обращается министр ко мне. – Берешь командиров полков, переодеваетесь в другую форму и летите в Прагу. Задача – разведка объектов, которые вы будете брать, а брать объекты нужно вот эти…
И показывает мне: ЦК партии, Совет министров Чехословакии, Министерство обороны, мосты, телецентр, радиоцентр, вокзал.
Я говорю:
– Товарищ министр обороны, дивизия десантная, она не готова драться в населенном пункте… – Тут набрался я, видать, смелости и продолжаю. – У нас и в уставах и наставлениях такого нет – брать объекты и драться в городе. Нужно время для подготовки.
А министр отвечает:
– Ты генерал, ты и думай, будь здоров...
На войне – как на войне. Даже тогда, когда, казалось бы, вопреки всем привычным представлениям о генералах, Лев Николаевич пытался не воевать, а по возможности избегать войны. Не из-за боязни, а ради сохранения жизни людям: и нашим, и чехам. Солдатам, да и просто цивильным гражданам. А коль не получилось пробить броню начальственных мозгов? Тогда – воевать, но воевать честно: солдат есть солдат, даже и в генеральских погонах.
И вот далее – без комментариев. Дословная цитата из документов Международного объединенного биографического центра:
«Седьмая воздушно-десантная дивизия под командованием Л.Н. Горелова в ночь на 22 августа 1968 г. была десантирована на три аэродрома в районе Праги. Исключительно благодаря высочайшей выучке, собранности и дисциплине личного состава всю операцию удалось завершить за три часа без потерь и разрушений, за что генерал Горелов награжден орденом Красного Знамени…».
Без потерь!!!
А Лев Николаевич даже вспоминать об этой эпопее не станет без непременной для одессита «хохмы»:
«Командующий едет по Праге и ко мне обращается:
– Я думал, тут по трупам буду ехать, а все гуляют...
Я ему:
– Вы закройте плащ-накидкой свой мундир...
И в это время помидор р-р-раз ему сюда, в грудь попадает...
Я руками развожу:
– Вот видите, боевые действия идут!».
Еше было дело, комдиву-7 выпала в те дни особая и сверхщепетильная миссия – общаться с отставленным от кремлевских милостей лидером Чехословакии Александром Дубчеком:
– Приезжаю, представляюсь ему.
А он меня спрашивает:
– Товарищ генерал, а у вас нет чекушки, ну – выпить? То есть 100 грамм, 100 грамм?
Я говорю:
– Товарищ Генеральный секретарь, у нас сухари есть, сухой паек есть, все у нас есть. Накормить вас могу. Но водки нет...
А сержант сзади стоит, подсказывает:
– Товарищ генерал, у меня есть чекушка!
Ну, выручил, елки-палки. Я думаю так – не один этот сержант прихватил с собой в Чехословакию бутылку. Это у нас самих не было с собой ничего, уже после того привезли коньяка, водки, колбасы, сыра – целый самолет…
Потом, когда я министру рассказывал, он со смеху катался!
Между тем кое-кто из высших чинов в Москве планировал «трагическую гибель» чехословацкого лидера. Генерал Горелов, узнав об этом, буквально вывернулся наизнанку, но спас жизнь Дубчеку. Правда, сам Лев Николаевич об этом не рассказывает. Нескромным, видимо, считает такой разговор.

А юбилей-то в Одессе!

…Мы вот назвали генерала одесситом. Но родился-то он в других краях, под Калугой. С 1940 года – в армии: Дальний Восток, потом, в Великую Отечественную, – 2-й и 3-й Украинский фронты, Высшие офицерские курсы «Выстрел». За образцово проведенную операцию при освобождении Венгрии орден Красного Знамени из рук нашего земляка – Маршала Малиновского – получал. Потом Академию имени Фрунзе окончил, спецкурсы при Академии Генштаба. И дальше – Прага, Москва, Кишинев, Кабул… А в Одессе он уже более трех десятилетий: с того момента, как стал заместителем командующего Одесским военным округом.
Эти самые три десятилетия, можно сказать, перевернули мир – для подавляющего большинства ветеранов и Великой Отечественной войны, и афганской, да и не только для них.
Но, как бы там ни было, шли годы, и в отставку уходили генералы, которые по возрасту Горелову сыновьями могли бы быть, а новенькие генеральские погоны появлялись на плечах у тех, кто и вовсе во внуки ему годился…
Бывало, звоню я Льву Николаевичу, спрашиваю о здоровье – с опаской спрашиваю, конечно: как-никак, а год рождения моего собеседника – 1922-й. Не за горами – юбилей, сами считайте, сколь солидный… Поначалу особо не жаловался Горелов, потом – вроде между прочим – уже проскакивало сетование то на одну болячку, то на другую… Но ни разу и ни на йоту не изменило генералу его сугубо одесское чувство юмора.
– Да вроде ничего, живу себе помаленьку, – слышу я однажды, несколько лет назад, в телефонной трубке. – Только, знаете, было не по себе немного, когда нагрянули ваши коллеги-телевизионщики из Москвы и дальнего зарубежья. В разгар лета снимали меня на пленку и заставили китель в жару надевать… А мне на следующий день – встречаться с командующим по делам Совета ветеранов и Комитета ветеранов воинских соединений и силовых структур…
Что и говорить, пришлось тут поднапрячь силенки генерал-лейтенанту воздушно-десантных войск, совершившему 511 прыжков с парашютом, а родившемуся, кстати, в тот самый день, что совпадает с Днем десантника.
Нынче генерал Горелов – заместитель председателя в том самом совете, что упоминал первым, и председатель – в комитете, который называл вторым, а еще – почетный член Украинского союза ветеранов Афганистана. Награжден тремя орденами Красного Знамени и тремя – Красной Звезды, орденами Отечественной войны I степени, «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР», Богдана Хмельницкого, многими медалями. И совсем недавно, в мае 2012-го, к годовщине Дня Победы добавил еще один – высший в стране боевой орден Богдана Хмельницкого I степени.
А я, каюсь, забыл спросить Льва Николаевича: по-прежнему ли генерал столь же страстно, как и в былые времена, увлекается цветоводством? А то ведь у генералов, знаете ли, тоже свои сугубо мирские слабости есть. И даже если человек стал при жизни легендой, то и ему без мирских слабостей никак нельзя. И у Штирлица тоже пристрастия были – земные, бытовые… печеная картошка, например. А тут – не персонаж вымышленный, а человек реальный, нормальный, и ничто человеческое ему не чуждо…