Публикуется по тексту еженедельника "Слово", 2009

СЕРГЕЮШКИ-INTERNATIONAL,

или

АКАДЕМИЧЕСКИЙ АНДЕГРАУНД

И вечер был, и было утро. 

Вечер за вечером анонсировали с одесских телеэкранов предстоящую супер-премьеру оперы «К`армен» (не путать с привычной «Кармен» Жоржа Бизе!) в суперсовременной постановке. Означенный сенсационный подарок  меломанам Южной Пальмиры (особенно молодым!) обещал новоиспеченный руководитель Одесского Национального академического театра оперы и балета Сергей Проскурня. Новоиспеченным он был потому, что министр культуры и туризма Украины Василий Вовкун испек его (от момента назначения в качестве и.о.директора и до перевода в статус генерального директора и художественного руководителя  прославленного театра) всего за 73 календарных дня. А уж свой «культурный продукт», как постоянно и навязчиво называл сам Проскурня собственноее «творческое» детище на многочисленных встречах с журналистами, сотворил он, с утра зачатия и до вечера рождения  - и вовсе за пару-тройку недель..

Словом, утром были деньги (их зрители платили в кассу), а вечером - стулья (их выносили артисты на сцену).

Однако…  Коль скоро дошло до артистов на сцене – значит, и впрямь пора говорить непосредственно о спектакле. Или, если точнее, то о продукте.

Дирижер-постановщик Кевин Маллон (Канада), режиссер-постановщик Берт Бинен (Нидерланды), сценограф Йоз Гроньер (Нидерланды), художник по костюмам Жанна Босняк (Германия) и художник по свету Эрвин Ятс (Германия) были приглашены паном Проскурней, дабы явить провинциальной Одессе весь блеск и шик «продвинутого» современного искусства. (О том, что в театрально-исторической классике была, кроме блеска, еще и нищета куртизанок – Проскурня не вспоминал. Если даже и знал. А вот зрителям, увы, пришлось вспомнить – о нищете вспомнить. О духовной нищете…)

Между тем, воплощать продукты творческой фантазии поименованных выше фигурантов предстояло студентке Днепропетровской консерватории Ирине Петровой (Кармен), бывшему артисту Одесской музкомедии Эдуарду Мартынюку (Хозе) и ряду других вокально-официальных, согласно утвержденному Проскурней репертуарно-штатному расписанию, персон.

Итак, театр уж полон. Ложи плещут. Это – не столько цитата из Пушкина, сколько реальная и объективная хроника текущих событий жаркого, по одесским реалиям, июльского вечера.

И – вперед, на абордаж стульев! Да-да. На фоне аскетичнейшего задника, словно взятого напрокат из сверхэкономно-захудалой антрепризы, полтора десятка мужчин. Они одеты в несвежие малиновые шаровары и мятые серые куртки. И эти пятнадцать совсем даже не разгневанных (а чего гневаться-то? Деньги им заплачены, забугорные гастроли обещаны!) мужчин выносят эти самые стулья. Садятся. Дружно, почти синхронно, вытирают пот со лба. Встают и уходят за кулисы оперетточно-отрепетированным шагом, оставляя за собою… нет, не то, что вы подумали, а вновь-таки стулья. Будто мебель – как ружье, которому суждено выстрелить. Тут же мужчин в шароварах и куртках сменяют девушки в обмундировании рабфаковок двадцатых годов.  И они, работницы сигаретной (?!) фабрики, оказываются заняты в групповом криминальном эпизоде с участием светловолосой путаны по имени Кармен. Именно ей, Кармен, в подтверждение данной только что характеристики, в течение премьерного вечера предстоит еще не раз поглаживать разных мужчин по причинному месту. А однажды у самой рампы она с редкостной достоверностью сымитируeт даже элементы сексуального действа, памятного в исполнении Шарон Стоун по фильму «Основной инстинкт». (Кто не помнит верховенского фильма – пусть представит себе картинку:  артистка снимает трусы перед почтенной публикой).

Известнейший кинохудожник-постановщик Игорь Брыль, много лет успешно и талантливо сотрудничавший с Георгием Юнгвальд-Хилькевичем и Юрием Соломиным, а еще и обладающий немалым опытом театральной сценографии, в том числе и оперной, саркастично спрашивает у автора этих строк:

- Ну, что, пора свистеть в четыре пальца?! Или дождемся, пока герои улягутся в койку?

А ведь и этой кульминационной, надо полагать, «находки» приходится ждать не так уж и долго! Только Игорь Брыль все же не свистит: истинно интеллигентный человек, как-никак. Зато заполнившая (или заполонившая?) зал театральная клака истошно вопит «Браво!» минимум за две-три музыкальные фразы до финала каждого эпизода…  И не подозревает клака о том, в частности, что сержант Хозе на своем пути от канонического либретто к практически-«прод`уктовому»  воплощению стал рядовым солдатом. Да и какая разница в его воинском звании невоеннообязанной клаке, если предстает Хозе перед нею невысоким и славно откормленным рыжеволосым домашне-мамочкиным пай-мальчиком, в чьих руках даже нож, который он в финале воткнет в бок Кармен – и тот останется напрочь бескровным. Вот так, понарошку - в отличие, разумеется, от неоднократно имевших место быть на сцене сексуально-значимых эпизодов.

Впрочем…  от начала до финала будет много кой-чего. Будут девушки танцевать с куклами-девушками, как шерочки с машерочками. Будут юноши обниматься с юношами и с куклами-юношами. (Кукол предусмотрительно и угодливо спустят с колосников). Будут контрабандисты позапрошлых веков сверкать в затемненный зал фирменными часами «Роллекс»,  щедро отштампованными в ассортименте  на Малой Арнаутской,  и солнцезащитными очками с Привоза. А контрабандистки тех же ушедших времен станут бережно открывать и закрывать чемоданы крокодиловой кожи на змейках с лейблами и льняно-холстинные сумки, знакомые каждому челночнику сегодняшнего дня по его вояжам в Турцию, Польшу или Китай. 

Пардон-пардон. Едва не забылось. Начало второго акта (третьего, если судить по старому либретто) знакомит зрителя-слушателя со зловеще-блеклым и убедительным террариумом-серпентарием, в котором длинные червяки (или крокодилы, или змеи, а то и тараканы-мутанты) извиваются на фоне задника до тех самых пор, пока не стукнет просвещенному зрителю-слушателю в мозги: ба, да это же контрабандисты так по горам шастают! 

И так далее, и так далее, и так далее. От пресловутых сигарет (еще раз - ?!) - к выпивке и наркотикам. Как заведено, судя по всему, в краснофонарных кварталах того самого Амстердама, откуда привез нам Проскурня перечисленных в афишах и программках учителей-наставников…   

Ой, панове-месье, два сантима и сто тысяч извинений. Да это же, кажется, должна быть опера. Тут, знаете ли, музыка. Тут же играют и поют. В этом разбираться надо. Мне самому, правда, больно и грустно. Мне-то, видите ли, ностальгически грезится в воспоминаниях старая добрая классическая опера, лично знакомая по Москве, Одессе, Неаполю, Нью-Йорку и другим «перифериям». Но я же все-таки консерваторий не заканчивал (как и Проскурня, заметьте, тоже!) И, чтобы не обвинили в дилетантизме рецензента, последний обращается за помощью к человеку, чье имя наверняка и обоснованно внушает искреннее благоговение каждому, кто хоть мало-мальски знаком с музыкальным миром. И здесь уже никак не до шуток и не до ерничества: профессиональную оценку дает признанный лидер легендарной во всем мире одесской вокально-педагогической школы, народная артистка Украины, академик Галина Анатольевна Поливанова.

-  О Хозе. У Эдуарда Мартынюка хорошие вокальные данные. Ему бы Альфреда петь, или Герцога.  Но… Хозе должен обладать дра-ма-ти-чес-ким тенором. Так требует замысел, из этого исходит автор, об этом свидетельствует партитура, а партитура – это Библия, я нисколько не преувеличиваю! А Библию нарушать – грех! Далее. Микаэла – талантливая, несомненно талантливая вокалистка Надежда Сичук.  Джильда  она - да, это безоговорочно и замечательно. Но… поверьте, я два десятка лет пела партию Микаэлы и могу, наверное,  утверждать: и для певицы Надежды Сичук, и для спектакля в целом в данном исполнении эта роль, эта партия да-а-леко не самый хороший вариант.

Об Эскамильо (Иван Фляк, мой ученик). Был хорошим Жермоном.  А тут… не понравился… (вздыхает).

Ирина Петрова (Кармен) обладает от природы большим, очень большим даром – отличнейшим голосом! И она, безусловно, очень эмоциональна. Но нельзя же растрачивать этот дар… Растрачивать на «сексуально-эротическое действо»…  И - при чем тут великий Бизе?! Его, Бизе, изначальная тема – тема любви, любви чистой и замечательной, такой  чистой –  что до высокого трагизма, – где она?! Да она просто-напросто в грязь втоптана!

- Галина Анатольевна, а вот об оркестре… Мне показалось, что наши, одесские, дирижеры – ну, скажем, Игорь Шаврук, - на пару порядков выше не только в творческом, но и, простите, в профессиональном, сугубо по ремеслу, плане…

- Да нет, это вам не показалось. Это правда… И не только о дирижере подобное можно сказать…

Знаете ли, весь этот… (пауза) спектакль имел бы право на жизнь в  учебной оперной студии…  Хотя, все же нет, у нас там требования тоже достаточно жесткие…  Ну, тогда на какой-нибудь экспериментальной сцене. Но не на академической же в Национальном оперном театре! Да еще – кроме всего прочего! - с этой пропагандой алкоголя и наркотиков…  На Западе уже поняли, что наркотики – это зло. Выходит, надо, чтобы они нам эту гадость сбывали - так, что ли?

Ну, вот. А реформаторы-авангардисты Сергей Проскурня со-товарищи полагают сие «произведение» экспериментально-коммерческим шедевром. Где коммерческая составляющая – это 18 тысяч евро, которые театр невесть откуда, если не ошибаюсь, должен  выплатить широко известным в узких кругах зарубежным «метрам» (если принимать во внимание гренадерский рост каждого из них). Такое вот «проскурнево ложе», как оно, по крайней мере, просматривается из ложи бенуара.

Сейчас же – об экспериментальной составляющей. Которая, прошу прощения, очевидно, в том, что тут ПОКА ЕЩЕ не дошло до ароматизированных «продуктов», о которых писал блистательный сатирик  Владимир Войнович в романе «Москва. 2042»:

Кто сдает продукт вторичный –

Тот питается отлично.

Так что, как видим, «вторичным продуктом» группа Проскурня-International  нас потчует, мерси боку, не буквально, а как бы виртуально… по аналогии с лабораторной консистенцией, формой и запахом-душком…

Конечно, можно было бы сказать, что в очередной раз Одесса оказалась впереди планеты всей.  Как, собственно, бывало и раньше, и не раз бывало – только в положительном смысле этих слов такое бывало раньше. Но… теперь  – как раз не в положительном смысле, а с точностью до наоборот.

Ан, нет! До нас это уже вкушали. И нос воротили после первого же знакомства – и в Голландии, и в Киевском муниципальном театре. А в Национальной опере Украины и вовсе побрезговали дегустировать. И правильно, заметим, сделали.

И тогда экспериментально-экскрементальный «продукт» был направлен в Одессу. Поскольку Сергей Проскурня стопроцентно не знал дотоле, что еще более полувека назад знаменитый одесский конферансье Аркадий Астахов пел свои знаменитые куплеты с рефреном «У нас, в Одессе – это не едят!» И - уж тем более:  Сергей Проскурня, этот, если верить его же творческой карточке,  крупный спец по мастер-классам для детей-даунов и автор фестивалей с многозначительным названием «Вывих», инсталлятор экологических хэппенингов и сценарист телевизионных роликов  по заказу «Укрзалізниці»… - мог ли ведать он о том, что подобные его «продуктам» шедевры истинный одессит Исаак Эммануилович Бабель, иронично улыбаясь из-под очков, диагностировал не иначе как «товар для Кременчуга»!

М-да. Горячим выдалось лето в Одессе. 73 дня героической обороны  черноморской жемчужины в далеком уже для нас 41-м  поневоле пришлось вспоминать, когда… Когда на 74-й день деятельности Проскурни по уничтожению Одесского национального академического театра оперы и балета сей рожденный во Львове киевский гость с черкасской пропиской - посчитал себя… легитимным хозяином Одесского Храма Искусств. Все происходило в точном соответствии с ленинским принципом: «Если хочешь стопроцентно погубить дело – возглавь его!»

В 1941-м черноморские берега покрыла оккупация на два с половиной года. Проскурня подписал контракт с министром культуры и туризма Украины Вовкуном  сроком на пять лет…

Благо, сучковатое выбрал он сам себе кресло. Убрала Проскурню из театра лично Премьер-Министр страны, и за это от души спасибо Юлии Владимировне, настоящее и сердечное искреннее одесское спасибо!  Воистину же, о Проскурне, судя по его «творческо-производственной деятельности» - иначе не скажешь, как: «смеясь, он дерзко презирал земли чужой язык и нравы, не мог щадить он нашей славы; не мог понять в сей миг кровавый, на что он руку поднимал!»

…А театр остался. С восхитительными премьерами-восстановлениями времен прежнего гендиректора и худрука Юрия Петренко - «Трубадур» и «Лючия ди Ламмермур». С неизменными аншлагами на «Травиате» и «Севильском цирюльнике». С привычным и понятно-затаенным благоговением перед оперой Жоржа Бизе «Карм`ен» (не путать с даже не одноименным проскурневским «продуктом»!)

И… Театр уж полон! Ложи плещут!

Далее  -  по Пушкину,  величественному и вечному. Который, к слову, стоит  совсем рядом с архитектурным шедевром Гельмера и Фельнера. За спасение своего Театра поднялась в 2009-м вся Одесса – как поднималась она и в 41-м, за что и получила заслуженный титул – Город-Герой.

***

Хабанера по-одесски

«У любви, как у пташки, крылья» -

Для Одессы уже не быль…

Министерская камарилья

Нынче новый диктует стиль.

К свежим веяньям очень чутки,

Тут спринцуют шедевр Бизе:

Кокаином – от проститутки,

Маскулинностью – от Хозе.

- Но как?

- Вот так!

- Ну, а финал?

- Гопак!!!

Амбициозен, словно  дуче,

Весь полон страсти и огня,

Еще бы «Кроликов» с Сердючкой

На сцену вывел Проскурня.

(проигрыш) 

И дранг нах вест!

И на гастроли ехать – он… готов!

(проигрыш)

I  think, the best –

От Попердюховки до Бро…варов!

(далее – по «Запорожцу за Дунаем»)

І лунає, наче меса,

І благає все в мені:

Боже ж мій, звільни Одесу

Від цієї Проскурні!

И великий славный театр

Вновь поднимется с колен –

С  «Трубадуром», с «Травиатой»

И не с «К`армен», а с «Кармен»!

(см.далее в главном меню сайта - "Хабанера по-одесски" - ч.2)